Архитектор Юрий Григорян — о небоскребе в Нью-Йорке и будущем Москвы :: Дизайн :: РБК
Основатель архитектурного бюро «Меганом» Юрий Григорян рассказал об опыте работы в США, проблемах российских архитекторов и о том, почему решил участвовать в конкурсе на реновацию хрущевских кварталов
В начале 2018 года в Нью-Йорке начнется строительство 307-метрового небоскреба по проекту московского архитектурного бюро «Меганом». Это первое в США высотное здание, созданное российскими архитекторами. Основатель бюро Юрий Григорян рассказал «РБК-Недвижимости» о работе над этим и другими проектами.
— В конце октября власти Нью-Йорка согласовали проект вашего небоскреба 262 Fifth Avenue, который через три месяца начнут строить на Манхэттене. Расскажите, как вы появились в этом проекте?
— Три года назад мы на дружеской основе стали консультировать девелопера этого проекта (компания Five Points Development, основанная российско-израильским миллиардером Борисом Кузинцом. — Прим. «РБК-Недвижимость»). Постепенно у заказчика, который лично очень сильно вовлечен в этот проект, стали появляться какие-то идеи, и он пригласил нас делать его вместе с ним.
— То есть конкурса не было?
— Обычно на такие непубличные объекты конкурсы не проводятся, это ведь не театр и не парк. В Штатах все, что строится на общественные деньги, в основном выбирается на конкурсной основе. И это очень важное отличие американской системы от российской. Впрочем, так обстоят дела не только в США. Во всем мире рынок проектирования детских садов, школ и других публичных зданий часто является главной площадкой развития молодых архитекторов. И то, что у нас этим занимается «военизированное» подразделение департамента строительства, конечно, ненормально. Оно, это подразделение, просто воспроизводит какие-то элементы строительства, украшая их (детские сады и школы. — Прим. ред.) разноцветными панелями.
Архитектор Юрий Григорян
— В чем особенности процедуры согласования такого рода проектов в США и в России?
— В США эта процедура абсолютно прозрачная: там все документы в открытом доступе, публикуются в интернете, и ты всегда видишь, на какой стадии находится проект. За процедурой согласования в режиме реального времени следят не только архитекторы, но и журналисты, блогеры, общественность.
Это принципиальное отличие от нашей системы, которая абсолютно непрозрачна. Ты не можешь ни получить статистику по проекту, ни узнать, на какой стадии согласования он находится. Эти обстоятельства во многом определяют результат, потому что в Москве возникает много зданий, обладающих сверхъестественной плотностью и размером. И люди узнают об этом, только когда проект уже реализуется. Почти всегда такие проекты являются подарком тем или иным «важным людям» от городских властей.
— Но к зарубежным архитекторам всегда предъявляют больше требований и в России, и в других странах.
— В отличие от России, власти в США вообще не оценивают ни один проект, они просто не имеют такого права. Существует законодательство, все параметры проекта прописаны в соответствии с типом участка, на котором он будет строиться. Есть правила, по которым ты можешь его развивать. Соответственно, застройщик может купить участок с определенной плотностью и высотностью.
В нашем случае высота не была ограничена. Таких участков в Нью-Йорке много, именно поэтому Манхэттен растет вверх. Дальше можно купить строительные права у соседей, допустим, если рядом с тобой находится маленький домик, у которого такая же плотность, и его собственник не собирается строить новое здание. Таким образом, появляется возможность купить так называемые права на воздух. Кроме того, можно получить бонусы за энергоэффективность. Например, мы получили дополнительно 20% плотности за то, что спроектировали энергоэффективное здание.
Архитектор Юрий Григорян
— Какие технологии вы для этого использовали?
— В Нью-Йорке даже в новых проектах значительные теплопотери, потому что там строится много зданий с дешевыми окнами и без должного утепления. В городе есть минимальный код, который устанавливает лимит таких теплопотерь. Если показатели вашего здания на 20% лучше базовых, вы получаете дополнительные 20% плотности.
Получить их можно и другим путем — например, сделав в жилом комплексе публичную площадь, открытую для всех горожан, причем это пространство должно быть освещено солнцем. Классический пример такого пространства — открытая площадка перед небоскребом «Сигрем-билдинг» Миса ван дер Роэ. Все это очень простые вещи, за ними стоят определенные ценности, которые продвигает город.
— Расскажите, как здание устроено внутри. Насколько я знаю, там нет несущих колонн и перегородок — это довольно необычное решение для небоскреба.
— Да, там всего одна квартира на этаж, такой тип жилых домов можно встретить в Нью-Йорке. Мы освободили центральное пространство от ядра (лифтов и лестниц), которое вынесли на западную сторону. Таким образом, пространство квартир получилось очень гибким: там нет ни колонн, ни стояков. В этом есть определенная инновационность, хотя сама технология выноса ядра не нова, но в здании таких пропорций и такой типологии, действительно, до сих пор не применялась.
В здании довольно интересные инженерные системы: когда мы вынесли ядро, у него обнаружился большой глухой южный фасад, на котором мы разместили солнечные батареи — по масштабу они одни из самых больших в США, размер плоскости батарей 6×300 м. На одном из технических этажей здания находится огромный контейнер для льда. По ночам, когда самый низкий тариф на электричество, машина делает из воды лед, который используется для кондиционирования здания в дневное время. Благодаря этому в определенную погоду можно не использовать электричество. Солнце и лед — два полюса, на которых строится энергетическая система здания.
— Сейчас кажется странным, что это ваш первый зарубежный проект. Почему раньше не работали за границей?
— К этом привело сочетание факторов. Во-первых, у нас довольно много общественно важных проектов в России — это и расширение ГМИИ им. А. С. Пушкина, и благоустройство набережных Москвы-реки, плюс отдельные образовательные инициативы. Во-вторых и в-главных, архитектор — в основном локальная профессия. Международный архитектор — это в своем роде исключение. Вообще, архитектор всегда принадлежит тому месту, в котором он родился. И не так много примеров, когда архитекторы делали что-то по-настоящему стоящее за пределами своей страны.
Офис бюро «Меганом»
— Открывшийся два месяца назад парк «Зарядье» в Москве не такой пример? Вы же сами были в жюри конкурса, которое выбрало проект DillerScofidio + Renfro.
— Это хороший пример. Очень важно, что удалось добиться парка вместо застройки, провести международный конкурс и вовлечь победителей в стройку — это невиданный до сих пор прецедент и успех такого дела. Я знаю, какая шла борьба за то, чтобы оставить авторов в проекте и не заменить «Моспроектом», сколько трудностей пришлось преодолеть главному архитектору и его команде. С другой стороны, жаль, что не удалось вовлечь авторов по полной программе, и все это в конечном итоге было сделано руками русских архитекторов. Разница между концепцией и реализацией все же видна.
— В чем она?
— При заявленной концепции смешения архитектуры и природы архитектура доминирует, но, к сожалению не формирует значимого и запоминающегося внутреннего пространства. Этот тонкий баланс очень трудно выдержать при политической воле к наполнению парка всевозможными функциями. Не уверен, что авторы концепции и сами смогли бы при таком невысоком статусе в проекте найти аргументы в пользу несколько меньшей насыщенности. Но все же главные идеи реализованы, и это очень важный прецедент для будущего.
— Не поверю, что в США вы были поставлены в такие же условия.
— Этого не было, но и башня — не публичный проект. Степень вовлеченности автора в реализацию всегда определяется только тем, насколько заказчик ценит и понимает архитектуру и роль архитектора. С одной стороны, это здорово, что у нас появился шанс сделать что-то за пределами России, с другой стороны, надо признать, что российская культура в целом, и российская архитектура в частности, во многом изолирована от мировых процессов. Никому особо не интересно, что у нас происходит, и мы почти не участвуем в международной профессиональной дискуссии. Все это было бы вовсе не так печально, если бы мы все вместе занимались развитием профессии и строили хорошие дома и города. А если не заниматься развитием архитектуры, то в сознании власти и общества ее просто нет.
Офис бюро «Меганом»
— Что должно произойти, чтобы ситуация изменилась?
— Первый и непростой шаг — реформа образовательной системы. У нас нет современного архитектурного образования. Язык и ценности, которые транслируются через существующие школы, безнадежно устарели, а несколько энтузиастов в стране не смогут исправить положение. И главное — архитектура должна быть признана одной из важнейших ценностей на уровне государства и общества. Мы все должны сказать, что архитектура важна, что это один из приоритетов.
Сегодня представления о качестве архитектуры абсолютно потребительские, и речь идет только о количестве и инфраструктуре. Архитектура — специфическая вещь, без нее можно обойтись, живя просто в инфраструктуре. Но в результате отказа от архитектуры мы не оцениваем те потери, которые несет лично каждый из нас, живя в среде, сделанной с таким пренебрежением к человеку. Мы не понимаем, насколько мы все мутировали, живя в этой среде.
— Почему власть, понимая огромное влияние архитектуры на людей, не использует ее в качестве инструмента пропаганды?
— С одной стороны, это не так плохо, с другой — я бы не сказал, что так совсем не происходит. Как раз сейчас власти включают в свой арсенал формирование нового человека через среду. В благоустроенных пространствах человек может просто отдыхать и ни о чем не думать. Федеральная программа по благоустройству городов, где Москва является пилотом, дает качественную среду в обмен на потерю политической инициативы. Но городская среда и новая хорошая архитектура — это не одно и то же.
Офис бюро «Меганом»
— А что такое хорошая архитектура?
— Это, например, детский сад, построенный по авторскому проекту в результате конкурса. Не какая-то коробка, покрытая разноцветными панелями, а качественное пространство, как в Японии, где, как вы знаете, существует культ детства. В их садах, например, может не быть игрушек, потому что главное для человека — это коммуникация с другим человеком, а не с игрушкой.
Конечно, можно сказать, что мы на пути, и через 300–400 лет в России ситуация изменится. Но за это время здесь будут построены миллионы детских садов и вырастут многие поколения, которые что-то недополучат. То же самое можно сказать о школах, библиотеках, театрах и прочих общественных зданиях. Мы видим неравную борьбу группы энтузиастов, куда входят архитекторы, урбанисты, журналисты, и они эту борьбу всегда проигрывают.
— Насколько велики, по-вашему, шансы на успех в истории с реновацией пятиэтажек? Вы же приняли участие в конкурсе и, очевидно, рассчитываете на победу.
— Мы приняли решение участвовать, потому что хотим в этой ситуации оставаться со своим городом. Хотим показать, что это за проект, насколько он важен для города и для всей страны, и предложить свой взгляд на будущее Москвы. «Меганом» давно интересуется феноменом московской периферии — территорий между ТТК и МКАД. В частности, несколько лет назад мы вместе с институтом «Стрелка» и коллективом авторов делали большое исследование «Археология периферии». Важно понимать, что программа реновации — это начало бесконечной трансформации всей московской периферии.
Офис бюро «Меганом»
— Запланирована она как долгий, но все же конечный проект.
— Парадокс заключается в том, что только что были приняты Правила землепользования и застройки (ПЗЗ) на всю Москву, которые должны были превратить Москву в город, где на каждом участке определено, что можно построить, а чего нельзя. Это создало бы правила, одинаковые для всех. То есть девелопер мог бы выкупить участок, расселить жителей и начать строительство.
Однако через месяц после принятия ПЗЗ была объявлена программа реновации, которая практически полностью отменяет их действие на периферии Москвы. Таким образом, мы оказались в нашей любимой ситуации ручного регулирования всех городских процессов. Площадки для реновации — это огромные массивы строительства, которые начнут размещаться в случайных местах Москвы и полностью поменяют климат в городе. Именно поэтому они должны быть сделаны с беспрецедентным качеством среды и архитектуры.
— Это возможно в наших условиях?
— Не вполне возможно в силу того, о чем мы говорили выше. Но к этому, по крайней мере, нужно стремиться. В городе необходимо провести очень много научной, художественной, социальной работы. Времени много, потому что, по моей оценке, «полная» реновация займет не менее 150–200 лет, а может, вообще никогда не закончится. Я не имею в виду только пятиэтажки. За ними последуют девятиэтажки, затем двенадцати- и шестнадцатиэтажки и так далее. То есть это совершенно другой тип регулирования городского пространства, достаточно хаотический.
Сейчас вся московская периферия имеет шанс получить финальный мастер-план, в котором будет четко прописано, что где можно построить, а что нет. Если этого не произойдет, город превратится в одно большое поле для экспериментов — и тогда никакого качества достичь не удастся. Мы же помним, что происходило во времена Лужкова, когда ломали пятиэтажки и всовывали туда дома такой плотности, которой нет и в Нью-Йорке.
Офис бюро «Меганом»
— Что именно вы предлагаете?
— Речь идет о междисциплинарном проекте, сделанном нами совместно с НИиПИ Генплана Москвы и компанией Habidatum, которая занимается современными технологиями в области урбанистики. Мы исходили из того, что абсолютный приоритет должен отдаваться не жилью, а общественным объектам. Москва должна перестать быть плантацией по производству квадратных метров квартир. Она может стать городом, где сбалансированы интересы жилья и нежилья. И конечно, очень важна экономическая модель — проблемы земельной ренты и будущее собственников на этих участках.
Все это могло бы привести к относительно безболезненному врастанию новой застройки в существующее тело города. Мы, конечно, не рассматриваем проект как замену одного жилого фонда на другой, это было бы преступлением — не воспользоваться ситуацией, чтобы раскрыть потенциал, заложенный в городское пространство.
— Городское пространство в последние годы оказалось в центре внимания столичных и, позднее, федеральных властей. Это пошло на пользу городам? Я, конечно, в первую очередь имею в виду Москву.
— Не бывает хороших или плохих проектов. Всегда есть две стороны. Благоустройство Москвы давно назрело, и должен был появиться кто-то, кто взял бы на себя эту миссию. Улучшилось освещение, есть очень важные прецеденты — например, Хохловская площадь, деревья на Тверской и Садовом кольце. Мы живем в ситуации, когда один прецедент меняет весь город. Пока он не появляется, город не меняется. С моей точки зрения, Хохловская площадь устанавливает совсем другой стандарт благоустройства, замечательно решено пространство и совсем другая, новая материальность — вообще нет гранита, плитки, зато есть бетон и мраморная крошка.
Архитектор Юрий Григорян
— Тем не менее некоторые ошибки благоустройства признают и сами архитекторы.
— Наверное, главное упущение проекта касается социальной коммуникации в широком смысле, то есть вовлечения людей в городские проекты. Но мы знаем, как трудно вовлекать горожан в такие истории.
— В Москве недавно проходили общественные обсуждения проекта развития Москвы-реки, которым вы как подрядчик занимаетесь. Насколько активно люди в них участвовали?
— Весьма активно. Проект Future Ports был задуман как консолидирующий — все заинтересованы в том, чтобы река была чистой. Это консенсусный проект, поэтому мы легко идем с ним в общество. Мы работаем вместе с институтом Градплана Москвы, проводим опросы, обсуждаем, где должны находиться порты будущего, точки активации. Часть горожан настроены консервативно и придерживаются позиции not in my backyard, то есть они согласны, что точки притяжения на Москве-реке должны быть, но только не рядом с их домами. С другой стороны, мы видим новое поколение москвичей, которые хотят, чтобы река была активной, живой, населенной.
Фотогалерея: реализованные и строящиеся проекты архитектурного бюро «Меганом»
Проект небоскреба 262 Fifth Avenue. Нью-Йорк, 2015 год — н. в.
(Фото: «Меганом»)
— Если не ошибаюсь, конкурс на развитие территорий, прилегающих к Москве-реке, — последний на сегодняшний день, в котором вы приняли участие, не считая конкурса на реновацию хрущевских кварталов. Вам больше не интересно этим заниматься?
— Нет, напротив. Конкурсы — это необходимая вещь. Надо просто иметь внятно организованную систему конкурсов. Должно быть установлено правило, что ни одно публичное здание не может строиться без конкурса. Это создало бы огромный рынок архитектурного проектирования и стало бы площадкой для молодых архитекторов. Да и мы бы сами участвовали в конкурсах на те же детские сады и школы. Конкурсы бывают белые, прозрачные, с общественным интересом, и серые, девелоперские, когда девелопер приглашает несколько бюро, чтобы сделать анализ площадки и выбрать себе проект. Мы участвуем в тех и других. Белых мало, но участвовать в них почетно.
— Расскажите о проекте расширения музея Московского Кремля за счет здания Средних торговых рядов на Красной площади. Вы первый архитектор за последние 100 лет, которому разрешили работать вблизи территории Кремля. Что там будет?
— Это наш совместный проект с бюро Nowadays. Мы занимаемся реконструкцией Средних торговых рядов, где утрачены внутренние четыре корпуса. Фактически замещаем их строительством нового музейного здания внутри, которое ниоткуда не будет видно. Мы делаем полностью «интерьерный» проект, и это снимает с нас риск порчи исторических ландшафтов.
Новое здание будет содержать большое общественное пространство для лекций и выставок, сюда же на три года переедет экспозиция Оружейной палаты, пока будет идти ее реконструкция. В Средних торговых рядах расположится постоянная экспозиция от Византии до императорских даров. Новое пространство станет музеем Кремля вне кремлевских стен — такого в его истории еще не было.
Справка
Архитектурное бюро «Меганом» основано в 1998 году в Москве Юрием Григоряном и Александрой Павловой. Компания специализируется на проектировании жилых, коммерческих и общественных зданий, создании градостроительных концепций, прикладных и теоретических исследований. Среди крупнейших реализованных проектов — жилой дом в Молочном переулке, жилой комплекс «Коробейников, 1», торговая улица Барвиха Luxury Village, универмаг «Цветной», жилой комплекс «Садовы кварталы» (три корпуса) в Москве. По проекту бюро к 2021 году будет создан Музейный городок — коцепция расширения ГМИИ им. А. С. Пушкина.